22 июня 1941 года 9 мая 1945 года

Две странички календаря.

Два дня жизни планета Земля.

Два дня истории Человечества.

Они отмечены в календаре разными цветами: один — черный лист с ощетинившимися штыками и падающими бомбами, другой — красный лист с переливами радуг победного салюта и символами воинской доблести и славы.

Они так и называются День Памяти и Скорби. Вероломное нападение фашистской Германии на СССР. Начало Великой Отечественной войны советского народа 1941-1945 гг.

День 9 Мая. Праздник Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.

Два дня календаря. А между ними…Война.

Война… От Бреста до Москвы 1000 километров, от Москвы до Берлина — 1600. Итого 2600 километров.

Это если считать по прямой. Так мало, не правда ли? 2600 километров. Поездом — четверо суток, самолетом — четыре часа, а перебежками и по-пластунски — четыре долгих года.

Война… Это бесстрашие защитников Бреста, это 900 дней блокадного Ленинграда, это клятва панфиловцев: «Ни шагу назад, за нами Москва!»

Это добытая огнем и кровью победа под Сталинградом, это подвиг героев Курской дуги, это штурм Берлина, это память сердца всего народа.

Забыть прошлое — значит предать память о людях, погибших за счастье Родины.

Нет, ни нам, ни нашим детям забывать об этом нельзя.

Если за каждого погибшего во второй мировой войне человека объявить минуту молчания, мир молчал бы пятьдесят лет.

Знаю, солнце в пустые глазницы не брызнет!
Знаю: песня тяжелых могил не откроет!
Но от имени сердца,
Но от имени жизни повторяю:
Вечная слава! Вечная слава героям!

Звучит мелодия «Священной войны»

Война — жесточе нету слова,

Война — печальней нету слова,

Война — святее нету слова,

В тоске и славе этих лет,

И на устах у нас иного

Ещё не может быть, и нет.

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На все, на все четыре года.

22 июня 1941 года

Казалось, было холодно цветам,

И от росы они слегка поблекли.

Зарю, что шла по травам и кустам,

Обшарили немецкие бинокли.

Цветок, в росинках весь, к цветку приник,

И пограничник протянул к ним руки.

А немцы, кончив кофе пить, в тот миг

Влезали в танки, закрывали люки.

Такою все дышало тишиной,

Что вся земля еще спала, казалось.

Кто знал, что между миром и войной

Всего каких-то пять минут осталось!..

«Тяжкий грохот обрушился на землю. Вмиг погас свет. Вздрогнули стены каземата. С потолка сыпалась штукатурка. И сквозь оглушительный вой и рев все яснее и яснее прорывались раскатистые взрывы тяжелых снарядов. Рвануло где-то совсем рядом.

— Война! — крикнул кто-то.

— Война это, товарищи, война!

…Наружную дверь смело взрывной волной, и сквозь нее видны были оранжевые сполохи пожаров. Тяжко вздрагивал каземат. Все вокруг выло и стонало. И было это 22 июня 1941 года в 4 часа 15 минут по московскому времени».

Победа! Как она досталась?

Каким путем вы к ней пришли?

И раны были, и усталость,

И шрамы на груди земли.

Броня во вмятинах глубоких,

И дали пройденных дорог,

И ордена на гимнастерках,

Где пот нещадно ткань прожег.

Могилы братские, в которых

Друзья погибшие лежат.

Великая Отечественная война пришла в каждый дом, ворвалась в каждую семью.

…И Кама, и Волга на битву сынов провожали,

И матери долго цветными платками махали.

Прощались невесты — косички девчоночьи мяли,

Впервые по-женски любимых своих целовали.

Гремели колеса, литые колеса гремели,

И пели солдаты, совсем по-мальчишески пели

Про белые хаты, про верную Катю-Катюшу…

И рвали те песни комбата отцовскую

Душу…

Вокзал был тихим,

Маленьким и грустным.

Жевали с хрустом лошади овес.

Но вот под шпалой резко гравий хрустнул,

И задрожали рельсы от колес.

И к полустанку выплыли теплушки.

Березы у перрона встали в строй.

И запоздало охнула частушка,

Наполненная болью и тоской:

Милый едет воевать,

Надел рубашку белую.

Я все время буду ждать,

Изменушки не сделаю.

И лопнуло мгновенно напряженье,

Хлестнуло в сердце жарким и тугим,

И с дрожью взвился женский голос:

— Женя!

А как же мы… Себя побереги! —

А он пошел, уже солдат России,

К теплушкам, к погрустневшим землякам,

И сыновья с ним рядышком босые

По-взрослому шагали по бокам.

А женщина осталась небольшая, —

С нее печаль бы русскую писать!

Она в карманах суетливо шарит

И все платка не может отыскать.

И в толкотне ей удалось всмотреться —

Целует муж заплаканных ребят…

И сквозь поселок, словно через сердце,

Ушел состав в пылающий закат.

Звучит песня «Эх, дороги».

1942 год. Старшина рванул скособоченную дверь, прыжком влетел в избу. — Хендехох!.. Немцы спали. Они отсыпались перед последним броском к железке. Старшина забыл вдруг все немецкие слова и только хрипло кричал:

— Лягайт!.. Лягайт!.. Лягайт!..

И ругался черными словами! Самыми черными, какие знал. Нет, не крика они испугались, не гранаты, которой размахивал старшина. Просто подумать не могли, что один он, на много верст один-одинешенек. Все четверо легли мордами вниз, как велел Басков. Пятый, прыткий самый, уж на том свете числился. Повязали они друг друга ремнями, а последнего Федот Евграфыч лично связал. И заплакал. Слезы текли по грязному, небритому лицу. Он трясся в злобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:

— Что, взяли? Взяли, да? Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!

Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь — синонимы.

На самой страшной войне ХХ века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из “снайперки”, бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала “языка”.

Всего в годы войны в различных родах войск служило более 800 тысяч женщин: медики, снайперы, летчики, саперы, стрелки, зенитчицы, кавалеристы, танкисты, десантники, матросы, регулировщицы, шофера, рядовые банно-прачечных отрядов, повара, пекари, партизаны и подпольщицы. Женщины в тылу заменили мужей и отцов у станков. Работа не прекращалась ни на один день.

Прибегают к штабу бабы,

Говорят: — Начальник штаба,

Высылай скорей отряд.

За селом у нас в овине

Люди видели живыми

Трех фашистов, — говорят.

Командир суров и бледен. —

Я людьми сегодня беден.

Все в расходе… Как мне быть

Одному?.. Вот если, кабы

Подсобили вы мне, бабы.

Бабы: — Рады подсобить!

— Ну, тогда, — сказал он, — нате. —

Выдал бабам по гранате

И повел их за собой.

И пошел начальник штаба,

Объясняя вкратце бабам,

Как ведут гранатный бой.

За селом овин душистый.

Прикорнули три фашиста,

Крепко в сене спят… И вот

Рвется первая граната,

И гремит приказ раскатом:

— По врагу!.. Гранаты! Взвод!

Дрогнули враги спросонок —

Под огнем не до фасона! —

Поднимают руки враз,

Подтянули только брюки,

Но когда подняли руки,

Поразились: «Вас ист дас?!

Взвод… Гранаты… А на деле?»

А на деле поглядели:

Вот так штука, черт возьми!

Впереди начальник штаба,

А вокруг овина… бабы!

И не более восьми!

Зимой 1941 года всю страну облетела весть о героической гибели партизанки Тани в селе Петрищево Можайского района. При выполнении боевого задания она была схвачена фашистами. В плену вела себя мужественно, не сказав врагам ни слова. Её казнили. И только потом узнали, что это была московская комсомолка Зоя Космодемьянская.

Стала ты под пыткою Татьяной,

Онемела, замерла без слез.

Босиком в одной рубашке рваной

Зою выгоняли на мороз.

И своей летающей походкой

Шла она под окриком врага.

Тень её, очерченная четко,

Падала на лунные снега…

Как морозно! Как светла дорога,

Утренняя, как твоя судьба!

Поскорей бы! Нет, еще немного!

Нет, еще не скоро…

От порога…

По тропинке… до того столба…

Надо ведь еще дойти дотуда,

Этот дальний путь ещё прожить.

Может ведь еще случиться чудо.

Где-то я читала… Может быть…

Жить… Потом не жить… Что это значит?

Видеть день… Потом не видеть дня…

Это как?

Зачем старуха плачет?

Кто ее обидел?

Жаль меня?

Почему ей жаль меня?

Не будет ни земли, ни боли…

Слово «Жить»…

Будет свет, и снег, и эти люди.

Будет всё как есть

Не может быть!

Если мимо виселицы прямо

Всё идти к востоку — там Москва.

Если очень громко крикнуть: «Мама!»

Люди смотрят. Есть еще слова…

- Граждане, не стойте, не смотрите.

(Я живая, — голос мой звучит.)

Убивайте их, травите, жгите!

Я умру, но правда победит!

- Родина! — Слова звучат, как будто

Это вовсе не в последний раз…

- Всех не перевешать, много нас!

Миллионы нас!..

Ещё минута –

И удар наотмашь между глаз.

Лучше бы скорей, пускай уж сразу,

Чтобы больше не коснулся враг.

И уже без всякого приказа

Делает она последний шаг.

Смело подымаешься сама ты.

Шаг на ящик, к смерти и вперед.

Вкруг тебя немецкие солдаты,

Русская деревня, твой народ.

Вот оно! Морозно, снежно, мглисто,

Розовые дымы…Блеск дорог…

Родина! Тупой сапог фашиста

Выбивает ящик из-под ног.

Солдатские матери… Это они вырастили и воспитали бойцов, которые в трудный для родины час встали на её защиту. Это они проводили детей на фронт, перекрестив их перед дальней дорогой. Это они не спали ночами и ждали писем с фронта, с тревогой и надеждой встречая почтальона. А как часто почта приносила им горькие известия.

Пуля, жизнь скосившая сыновью,
Жгучей болью захлестнула мать.
Некого с надеждой
И любовью
Ей теперь под кров свой ожидать.
От глухих рыданий обессилив,
Задремала,
И приснилось ей,
Будто бы она —
Сама Россия,
Мать 100 миллионов сыновей.
Будто в поле,
Вихрем опаленным,
Где последний догорает бой,
Кличет,
Называя поименно,
Сыновей,
Что не придут домой,
Беззаветно храбрых и красивых,
Жизнь отдавших, чтоб жила она…
Никогда их не забыть
России.
Как морей не вычерпать до дна.

Особенно тяжело было пережить эту войну детям. Погибали дети не только на фронтах, но и в оккупированных фашистами городах и селах.

На войне детей не бывает. Те, что попали на войну, должны были расстаться с детством. Кто возвратит детство ребенку, прошедшему через ужас войны? Что помнит он? Что может рассказать? Должен рассказать! Потому что и сейчас тоже где-то идет война, свистят пули, рассыпаются от снарядов дома, горят детские кроватки. Можно спросить, что поняли, увидели, запомнили дети войны? Многое. Что помнят об отце, матери? Чаще — смерть.

- Осталась одна пуговица от маминой кофты. А в печи две булки теплого хлеба…

- Отца разрывали немецкие овчарки, а он кричал: «Сына уведите, сына уведите, тоб не смотрел…»

- Мама не сразу умерла. Она долго лежала на траве, открыла глаза: «Ира, мне надо тебе рассказать…»

- «Мама, я не хочу…» — мне казалось, что если она мне скажет то, что хочет, она умрет…

Не прячьте мою маму в ямку, она проснется, и мы с ней пойдем домой…

- Отца вытолкнули на улицу, я бежала за ним по снегу босиком и кричала: «Папочка, папочка». А бабушка причитала дома: «Где же бог, куда он прячется?» Бабушка не смогла пережить такое горе, плакала все тише и тише и через две недели умерла на печке, а рядом спала я и обнимала ее, мертвую, в доме больше никого не осталось…

А нам не довелось играть в войну,

Не мы в нее, она играла нами:

На фронт мы убегали пацанами,

С вагонных крыш смотрели на страну,

Суровую, в морщинистых траншеях,

В сединах непокошенных полей,

В деревнях под молчаньем тополей

И в журавлях сиротских, тонкошеих.

Ловили нас в вокзалах оголтелых,

Гоняли с крыш, снимали с буферов.

И бегали мы так, что — будь здоров,

Хоть неизвестно, в чем душа сидела.

Вся ночь пролетела, как страшный бред.

Расстрел, назначили рано.

А было ему шестнадцать лет,

Разведчику-партизану.

В сенях умирал заколотый дед.

Сестренке ломали руки.

А он все твердил упрямое «Нет!» —

И стоном не выдал муки.

Вдоль сонной деревни его вели

В пустое мертвое поле.

Морозные комья стылой земли

Босые ступни кололи.

Мать вскрикнула тонко, бела, как мел,

И в поле вдруг стало тесно.

А он подобрался весь и запел

Свою любимую песню.

На залп он качнулся лицом вперед

И рухнул в холодный пепел.

Ты понимаешь — такой народ

Нельзя заковать в цепи.

Юные погибшие герои,

Юными остались вы для нас.

Мы — напоминание живое,

Что Отчизна не забыла вас.

Жизнь иль смерть — и нету середины.

Благодарность вечная вам всем,

Маленькие стойкие мужчины,

Девочки, достойные поэм.

Сколько вас, веселых и влюбленных,

По родной земле погребено?!

Вы сегодня в легком шуме кленов,

Тихо постучавшихся в окно.

Разве погибнуть ты нам завещала,

Родина?

Жизнь обещала, любовь обещала,

Родина!

Разве для смерти рождаются дети,

Родина?

Разве хотела ты нашей смерти,

Родина?

Пламя ударило в небо — ты помнишь,

Родина?

Тихо сказала: «Вставайте на помощь…» —

Родина.

Славы никто у тебя не выпрашивал,

Родина.

Просто был выбор у каждого: я или

Родина.

Самое лучшее и дорогое —

Родина.

Горе твое — это наше горе,

Родина.

Правда твоя — это наша правда,

Родина.

Слава твоя — это наша слава,

Родина!

Звучит песня «Последний бой».

1945 год.Еще не остыли орудия. Еще догорают пожарища. Еще не подобраны убитые…Пленные сдают оружие. Из подвалов выходят берлинские жители и выстраиваются в очередь за солдатским супом, который выдают на площадях наши фронтовые повара. А над Рейхстагом алеет советский флаг. В ночь на 1 мая разведчики 756-го полка3-й Ударной армии Михаил Егоров и Мелитон Кантария, русский и грузин, подняли советский флаг над Рейхстагом.

Еще стояла тьма немая,

В тумане плакала трава,

Девятый день большого мая

Уже вступал в свои права.

Армейский зуммер пискнул слабо.

Два слова сняли грузный сон,

Связист из полкового штаба

Вскочил и бросил телефон.

И все! Никто не звал горнистов,

Никто не подавал команд.

Был грохот радости неистов,

Дробил чечетку лейтенант.

Стреляли танки и пехота,

И, раздирая криком рот,

Впервые за четыре года

Палил из «вальтера» начпрод.

Над мутной торопливой Тиссой

И стрекот выстрелов, и гул.

К жаре привыкший, повар лысый

Зачем-то ворот расстегнул.

Не рокотали стайки «Яков»

Над запылавшею зарей,

И кто-то пел,

И кто-то плакал,

И кто-то спал в земле сырой.

Вдруг тишь нахлынула сквозная,

И в полновластной тишине

Спел соловей, еще не зная,

Что он поет не на войне.

Стираются лица, стираются даты,

Порой ваша память не все сохранит,

Но видят и нынче седые солдаты

Приволжскую степь, черноморский гранит.

Пути фронтовые припомнятся снова,

Лишь карт пожелтевших коснетесь рукой:

Снега под Москвою, дожди под Ростовом,

Апрельский туман за чужою рекой.

Какими путями прошли вы, солдаты,

Какие преграды сумели сломить!

Стираются лица, стираются даты —

Военных дорог никогда не забыть!

Далекое время вам кажется близким,

Да нет очень многих друзей среди вас —

Пути отмечая, стоят обелиски,

Ведут о боях молчаливый рассказ…

Стираются даты, стираются лица,

Но будет победно и вечно цвести

Девятого мая салют над столицей,

Связавший узлом фронтовые пути.

Давно закончилась война,

Давно с войны пришли солдаты.

И на груди их ордена

Горят, как памятные даты, —

За Брест, Москву, за Сталинград

И за блокаду Ленинграда,

За Керчь, Одессу и Белград,

За все осколки от снарядов.

А по ночам вам до сих пор

Бои под Бугом где-то снятся,

И «мессеры» строчат в упор,

И из ложбинки не подняться.

Зовет в атаку лейтенант,

Но тут же падает, сраженный…

А дома долго будут ждать,

Но лишь дождутся похоронной.

В один и тот же день и час

На встречу вы к друзьям спешите,

Но с каждым годом меньше вас,

И нас за это вы простите,

Что не сумели вас сберечь,

Не залечили ваши раны.

И вот на место этих встреч

Приходят внуки ветеранов.

Давно закончилась война.

Давно с войны пришли солдаты.

И на груди их ордена

Горят, как памятные даты.

Вам всем, кто вынес ту войну —

В тылу иль на полях сражений, —

Принес победную весну, —

Поклон и память поколений.

Звучит песня «Поклонимся великим тем годам»

Помните!

Через века, через года, — помните!

О тех, кто уже не придет никогда, —

помните!

В горле сдержите стоны,

Горькие стоны.

Памяти павших будьте достойны!

Вечно достойны!

Люди!

Покуда сердца стучат, — помните!

Какою ценой завоевано счастье, —

Пожалуйста, помните!

Детям своим расскажите о них,

чтоб запомнили!

Детям детей расскажите о них,

чтобы тоже запомнили!

Во все времена бессмертной Земли

Помните!

Встречайте трепетную весну,

Люди Земли!

Убейте войну,

Прокляните войну,

Люди Земли!

Мечту пронесите через года

И жизнью наполните!

Но о тех, кто уже не придет никогда,-

Заклинаю, -

Помните!